Форум » Статьи для обсуждения » Великая Победа. » Ответить

Великая Победа.

Комнин: Статьи посвященные Великой Победе. Победе в Великой Отечественной Войне.

Ответов - 102, стр: 1 2 3 4 5 6 All

Комнин: Ярослав Бутаков. Атака на 9 мая. Историческая ревизия Победы – стержень русофобии

Комнин: Война миров: Русская Православная Церковь в годы Великой Отечественной войны. Интервью с профессором МДА Алексеем Светозарским

Лавр: "ДОБИТЬСЯ ОФИЦИАЛЬНО ОТ ГЕРМАНИИ, ЧТОБЫ ПЕТЕРБУРГ ПОЛНОСТЬЮ УНИЧТОЖИТЬ." Н.И.Барышников "Военно-исторический журнал" 7/2008 Намерения К.Г. Маннергейма в отношении Ленинграда В начале лета 2007 года громовым раскатом залпа орудия Петропавловской крепости города-героя Великой Отечественной войны Ленинграда было отмечено 140-летие со дня рождения маршала Финляндии К.Г. Маннергейма, под руководством которого финские войска блокировали город с севера и вместе с немецкой группой армий "Север" 900 дней держали его в осаде, обрекая на трагическую гибель от голода сотни тысяч горожан. Отдававшие распоряжение торжественно салютовать финскому маршалу, очевидно, не могли не знать, что А. Гитлер принял решение, чтобы с захватом Ленинграда этот город был полностью уничтожен. Неизвестным для многих оставалось, видимо, только то, что Маннергейм, подготовивший финскую армию к совместным действиям в проведении стратегической операции на ленинградском направлении, знал уже 25 июня 1941 года об уготовленной Ленинграду судьбе. Тогда в Хельсинки поступила секретная телеграмма из Берлина от финского посланника Т.-М. Кивимяки, в которой последний сообщал о том, что Г. Геринг уведомил его о роли Финляндии в блокировании и осаде Ленинграда. Рейхсмаршал заверял финское руководство, что Финляндия получит территориально с лихвой всё то, "что захочет". При этом особо подчёркивалось: Финляндия "может взять и Петербург, который всё-таки, как и Москву, лучше уничтожить. Россию надо разбить на небольшие государства"1. Именно в тот же день Маннергейм, располагая уже полученной информацией, издал приказ войскам о начале боевых действий против СССР, в котором говорилось: "Призываю на священную войну с врагом нашей нации. Мы с мощными военными силами Германии, как братья по оружию, с решительностью отправляемся в крестовый поход против врага, чтобы обеспечить Финляндии надёжное будущее"2. Почему же представленные выше сведения всё же не стали впоследствии известны? Дело в том, что в финской историографии на протяжении послевоенных десятилетий это тщательно скрывалось3, да и теперь умалчивается. Более того, главнокомандующего вооружёнными силами Финляндии представляют чуть ли не "спасителем Ленинграда". Но открывшийся в последние годы российским историкам доступ в финские архивы позволяет на документальной основе опровергнуть ложные представления и мифы о Маннергейме. Приходится лишь сожалеть, что российская публицистика всё ещё остаётся невосприимчивой к новым исследованиям, основывающимся на документальных источниках. Для понимания поведения Маннергейма на различных этапах Битвы за Ленинград недостаточно ограничиться лишь констатацией того, что он знал с начала войны Финляндии на стороне Германии о гитлеровском замысле полностью уничтожить город. Многоликость финского маршала, о чём доказательно писал эстонский историк Херберт Вайну4, требует анализа его поведения, менявшегося в ходе боевых действий. Рассмотрим события конца лета 1941 года, когда финские войска наступали навстречу немецкой группе армий "Север", продвигавшейся с юго-запада. Тогда они выходили на ближние подступы к Ленинграду со стороны Карельского перешейка и в обход с востока Ладожского озера. Перейдя старую границу 1939 года, проходившую по реке Сестре, финские войска в начале сентября захватили Белоостров и целый ряд других населённых пунктов. Приближаясь к Сестрорецку, они всё же были остановлены частями 23-й армии в ходе исключительно тяжёлых боёв на рубеже Карельского укреплённого района. Как писал впоследствии командующий 23-й армией генерал А.И. Черепанов, "противник увидел и почувствовал, что все его попытки на нашем направлении пробиться к Ленинграду будут пресечены решительным образом"5. Подтверждением тому явились непрерывные контратаки советских войск и взятие обратно Белоострова с прилегающей к нему частью захваченной противником территории юго-восточнее реки Сестры. Но в современной публицистике, опирающейся на финскую историографию, стало настойчиво распространяться утверждение, что Маннергейм сразу приостановил наступление финских войск после выхода их к старой государственной границе. Один из авторов журнала Общества "Знание" в Санкт-Петербурге сравнил даже финского главнокомандующего с Г.К. Жуковым, вступившим в сентябре 1941 года в командование войсками Ленинградского фронта, написав, что эти два военачальника-маршала защитили "от разграбления и уничтожения Город Святого Петра". В статье этого журнала, курьёзной и нелепой по своему содержанию, сказано: "Отказ Маннергейма пересечь "старую границу" был решением и мудрым, и стратегически точным"6. Известно, что, размышляя тогда над перспективой выхода финских войск к Ленинграду, Маннергейм взвешивал, как должна была вести себя Финляндия в этом случае конкретно, зная, что Гитлер не отступал от замысла стереть город с лица земли. На совещании, проведённом 16 июля 1941 года, М. Борман сделал следующую запись: "На область вокруг Ленинграда претендуют финны, фюрер хотел бы Ленинград сровнять с землей, а затем передать финнам"7. В этой связи представляет интерес дневниковая запись генерала В.Э. Туомпо, одного из ближайших помощников Маннергейма в ставке. Рассказывая о раздумьях маршала, 27 августа 1941 года он записал: "Главнокомандующий беседовал сегодня со мною о том, не следует ли нам остановиться на Перешейке у старой границы. Ленинград мы всё же не сможем удерживать в мирное время. Если, тем не менее, границу отодвинем к Неве, Ленинград окажется прямо перед нами"8. Но в ставке финского главкома генерал А. Айро, ведавший как главный квартирмейстер оперативным планированием, уже определил будущую границу Финляндии, проходящей по Неве и, как отмечает профессор Охто Маннинен, "маршал Маннергейм поддержал с военной точки зрения соображения о границе"9. Сама политическая атмосфера в Финляндии характеризовалась ожиданием взятия Ленинграда в результате взаимодействия немецкой и финской армий. В Хельсинки отклонили в августе проявленную с советской стороны (при посредничестве США) готовность достигнуть заключения мира с Финляндией, допуская возможность при этом пойти ей на некоторые территориальные уступки10. "Ожидаемое взятие Ленинграда, - ответил президент Р. Рюти, - прояснит положение Финляндии на фронте"11. В осенние дни 1941 года в государственно-политических кругах Финляндии вопрос о судьбе Ленинграда стал весьма злободневным. Об этом писал 3 сентября председатель комиссии парламента по иностранным делам профессор В. Войонмаа: ".самая большая сегодняшняя сенсация - ожидание предстоящего падения Петербурга. Петербург будет стёрт с лица земли. Об этом мне всерьёз говорил, в частности, Таннер, а Хаккила (председатель парламента. - Н.Б.) пребывал даже в восторге от такой перспективы."12. Заметим, что эти деятели находились в близких контактах с Маннергеймом и, беседуя с ним в ставке, излагали ему, естественно, свои взгляды. В такой ситуации посланник в Берлине Т.-М. Кивимяки побуждал финское руководство к тому, чтобы оно официально обратилось с призывом к "третьему рейху" осуществить полное уничтожение Ленинграда. В письме, обращённом к министру иностранных дел Р. Виттингу (оно оказалось впоследствии в фонде архива Р. Рюти), Кивимяки 26 сентября 1941 года доверительно писал о необходимости "добиться официально от Германии, чтобы Петербург полностью и окончательно уничтожить."13. Реакция на это со стороны Рюти не известна, но, видимо, он ограничился сказанным лично немецкому посланнику В. Блюхеру ранее, 11 сентября, когда в беседе с ним затрагивался вопрос о будущей границе Финляндии. Тогда Рюти заявил, что наилучшим бы было присоединение к Финляндии территории до Невы. Но Ленинград при этом, считал он, уже не должен был существовать как крупный город14. Если учесть ещё, что Рюти постоянно рассматривал ключевые вопросы проводимой политики с Маннергеймом, выезжая к нему в ставку для выработки общей позиции, то можно предположить, что сказанное Рюти не противоречило и взгляду главнокомандующего. Подготовкой же к действиям, связанным с предполагавшейся оккупацией Ленинграда, объяснялось появление в Хельсинки со 2 августа специального немецкого воинского формирования, именовавшегося закодировано "Хэла". Ему предписывалось выполнение "хозяйственных задач" при "скором овладении Петербургом", т.е. речь шла о разграблении города, всех его ценностей. Имелось намерение возглавлявшего это формирование немецкого офицера Бартхольда назначить военачальником в городе (или в части его) с комендантскими функциями15. По словам В. Войонмаа, имелись сведения, что Германия могла потребовать от Финляндии 30 тыс. человек для выполнения полицейских функций в Ленинграде, "после того как он будет захвачен"16. Но Маннергейм говоря о том, что под ударами советских войск был вынужден 9 сентября 1941 года отдать приказ о переходе к обороне на Карельском перешейке, следует иметь в виду весь комплекс обстоятельств, вынудивших так сделать финское политическое и военное руководство. Прежде всего сами финские солдаты стали коллективно отказываться наступать в глубь территории СССР, перейдя рубеж старой границы 1939 года, проходивший по реке Сестре. Ежемесячно потери в финской армии убитыми и пропавшими без вести росли. В июле-сентябре 1941 года они достигли 7000 человек17. На Карельском перешейке в 18-й пехотной дивизии 200 солдат решительно отказались наступать. Показательно, что в расположении этого соединения побывал и Маннергейм, совершивший в сентябре поездку в районы боевых действий. Военно-полевые суды выносили суровые приговоры солдатам, отказывавшимся продвигаться дальше, не исключая даже смертную казнь18. Кроме того, в условиях, когда к 25 сентября 1941 года сорвалось вторжение группы армий "Север" в Ленинград с юга, финское командование не видело уже для себя необходимости пробиваться к городу через Карельский укреплённый район. В конце августа Маннергейм заявлял германскому руководству, что у него нет для прорыва обороны на перешейке необходимой тяжёлой артиллерии и пикирующих бомбардировщиков19. К тому же в центре внимания как Рюти, так и Маннергейма было то, что правительства западных держав - США и Англии настойчиво требовали от финского политического и военного руководства прекращения агрессии против СССР. Последнее же не хотело окончательно испортить отношения с этими странами и довести дело до разрыва. При этом оно имело в виду свои стратегические замыслы на будущее. Из Госдепартамента Соединенных Штатов был направлен в Хельсинки ряд весьма резких нот, а премьер-министр Англии У. Черчилль обратился с личным письмом к К.Г. Маннергейму. Это происходило уже после того как финский главнокомандующий под давлением Германии пошёл на то, чтобы развернуть дальше наступление на ленинградском направлении навстречу войскам группы армий "Север" путём прорыва силами VI армейского корпуса восточнее Ладожского озера к реке Свирь. Этому соединению удалось выйти на рубеж Свирьстрой - Подпорожье - Вознесенье 21 сентября, где оно также было остановлено в упорных боях советскими войсками. Характерно, что и там наблюдалось большое дезертирство финских солдат: в сентябре оно составило 210, а в октябре достигло 445 человек20. Маннергейм требовал суровых наказаний за это. В свою очередь командир VI армейского корпуса генерал П. Талвела настаивал на вынесении солдатам смертных приговоров21. При анализе причин того, что наступление финских войск на ленинградском стратегическом направлении всё же не приостановилось осенью 1941 года, надо иметь в виду, что сказал Маннергейм в 1945-м (в связи с судебным процессом над финскими виновниками войны) по поводу своего ответа на письмо Черчилля: "Я хотел выразить в своём письме, что нахожусь на грани достижения своих военных целей и поэтому не могу раньше времени прекратить военные действия"22. Какую же грань имел в виду финский главнокомандующий? Речь шла, несомненно, о будущей границе - севернее от Онежского озера к Белому морю. Выход же к Неве виделся после захвата Ленинграда немецкими войсками при поддержке с финской стороны (Гитлер настаивал на этом и далее). Но теперь важно сосредоточить внимание на том, что содержалось в ответе на ноты правительства США. Та часть ответа, о которой пойдёт речь, содержит как раз суть намерения, отмеченного Маннергеймом в ответе Черчиллю по поводу не достигнутого финскими войсками "рубежа". Отметим, что проект послания в Вашингтон вырабатывался очень тщательно. В архивных документах Финляндии насчитывается не менее восьми его вариантов23. Итак, в финляндском ответе Ф. Рузвельту, датированном 11 ноября 1941 года, сказано то, что скрывается многие годы финской историографией относительно замыслов, которые имелись в планах создания новой государственной границы за счёт включения в состав Финляндии обширной советской территории. Основываясь "на естественном желании обеспечить свою безопасность", указывалось в посланной ноте, требовалось стремиться "обезвредить и занять наступательные позиции противника за пределами границы 1939 года". И далее следовало невероятное откровение: ".для Финляндии было бы необходимо в интересах действенной обороны приступить к принятию таких мер ещё в 1939-40 гг. во время первой фазы войны, если бы только силы Финляндии тогда бы были для этого достаточны". Такое разъяснение в тот же день было одновременно направлено своим зарубежным посольствам. В телеграмме говорилось: "Мы сражаемся не иначе как для обеспечения своей защиты, стремясь оградить себя от опасности захвата противником наступательных позиций за пределами старой границы. Для Финляндии это было бы важно сделать ещё во время "зимней войны", если бы сил хватило. Едва ли в этом случае были бы сомнения в правомерности наших операций"24. Вполне понятно, насколько неудобен теперь этот документ для финской официальной историографии, освещающей период Второй мировой войны в свете сложившихся трактовок внешней политики страны. Очевидно, К.Г. Маннергейму потребовалось освободиться от документов, относившимся конкретно к его позиции при осуществлении дальнейших боевых действий финской армии на ленинградском направлении осенью 1941 года. Тогда VI армейский корпус генерала Талвела, вышедший к реке Свири и частично форсировавший её, должен был соединиться с наступавшей юго-восточнее Ладожского озера немецкой группой армий "Север". Теперь уже известно, что Маннергейм сжёг осенью 1945 и в феврале 1946 года большую часть своего архива25. А его материалы были бы, вероятно, очень полезны для раскрытия поведения финского военного руководства в момент предусмотренной им встречи там с немецкими войсками. То, что так не произошло, считают некоторые финские историки, явилось следствием позиции Маннергейма, не направившего VI армейский корпус в наступление со Свирьского участка фронта дальше для соединения с немецкими войсками, подходившими к Тихвину и Волхову. Так считал в прошлом, в частности, весьма объективный финский исследователь Хельге Сеппяля в книге "Финляндия как агрессор. 1941 г.". Он писал, что нельзя с полной определённостью сказать, как бы развивались события, а также, как складывалась бы судьба Ленинграда, если бы финские войска начали наступление к югу от Свири. Но они не сделали этого, а отсюда автор заключает, что "Маннергейм заслужил ордена за спасение Ленинграда"26. Правда, справедливости ради надо отметить, что в более поздней своей работе "Блокада Ленинграда 1941-1944" Сеппяля не высказывает уже подобного суждения, излагая ход боевых действий на Свирьском участке фронта27. Анализ происходившего в данном случае должен охватывать не несколько дней после выхода финских частей к Свири, а более длительный период времени - вплоть до поражения немецких войск под Тихвином 9 декабря 1941 года. Суть вопроса заключалась вовсе не в отсутствии у Маннергейма желания посылать свой VI корпус в наступление, а в том, что по перечислявшимся выше причинам он не мог этого сделать. Не случайно туда прибыла в его подчинение немецкая 163-я дивизия генерала Энгельбрехта и заняла позиции непосредственно у побережья Ладожского озера. Её то и пытался Маннергейм направить в наступление во второй половине октября при поддержке с финской стороны артиллерией и сапёрными подразделениями. Но этого так и не произошло, о чём описано подробно историками Финляндии. В мемуарах генерала Талвела приводятся сообщения Энгельбрехта о больших потерях в его частях в результате контратак советских войск при форсировании Свири 25 октября28. Когда же в финскую ставку поступила информация об отступлении немецких войск из Тихвина, это повергло Маннергейма в уныние и тревогу. "Он, по словам немецкого генерала В. Эрфурта, находившегося в финской ставке, задавал себе и своему окружению вопрос, как могло случиться, что немецкая Восточная армия оказалась в таком тяжёлом положении"29. Именно декабрь 1941 года явился для Маннергейма временем переоценки ситуации и определения направленности своих дальнейших действий. Катастрофа, постигшая немецкую армию под Москвой и её отступление от Ростова-на-Дону настолько повлияли на него, что он оказался охваченным сомнениями относительно реальных возможностей вооружённых сил Германии. Профессор Олли Вехвиляйнен, обобщая наблюдения ряда генералов, констатировал их представления о Маннергейме в это время так: "в декабре 1941 г. [он] окончательно утратил веру в победу Германии на востоке"30. Вполне понятно, почему был спешно направлен в ставку немецкого главнокомандования начальник генштаба финской армии генерал А.Э. Хейнрикс. Будучи принятым Гитлером, он получил установку готовиться к участию в боевых действиях за овладение Ленинградом. В письменном донесении Маннергейму Хейнрикс докладывал: "Рейхсканцлер сказал, что блокада Петербурга и его уничтожение имеют огромное политическое значение. Это такое дело, которое он считает своим собственным, и его не начать без помощи Финляндии."31. Такая ориентация явно не устраивала Маннергейма, решившего по согласованию с политическим руководством страны занять позицию выжидания. Сам он впоследствии писал в своих воспоминаниях: "Моя вера в способность Германии успешно завершить войну была поколеблена, поскольку выяснилось, как слабо немцы подготовились к зимней кампании, в силу чего я не считал невозможным, что произойдёт на восточном фронте очевидное их поражение"32. Отсюда можно предположить, что и замысел Гитлера уничтожить Ленинград не представлялся Маннергейму уже осуществимым. К тому же, если принять на веру приводимое В. Эрфуртом в дневнике высказанное ему финским маршалом ещё 31 августа 1941 года, можно склониться к этому. Маннергейм сказал якобы так: "Тогда русские опять построят новый Петербург"33. Прямых же заявлений Маннергейма об отношении к плану уничтожения Ленинграда в его мемуарах и других источниках нет. Конечно, о настроениях Маннергейма докладывалось Гитлеру. Поэтому его поездка в Финляндию 4 июня 1942 года, чтобы поздравить там маршала с днём рождения, и ответный визит финского главнокомандующего в Германию резонно рассматривать в плоскости привлечения того к реализации разработанного уже плана нового немецкого наступления на востоке34. О том, что Маннергейм явно не хотел, чтобы финская армия участвовала в наступлении, им не скрывалось. В феврале он прямо заявил об этом видному деятелю МИД Германии К. Шнурре: "Я больше не наступаю". Поэтому Гитлер, общаясь с Маннергеймом, стремился так воздействовать на него, чтобы это не выглядело явным давлением с его стороны, но тем не менее могло повлиять на изменение финским маршалом своей позиции. Беседуя с Маннергеймом во время поездки в Финляндию, Гитлер особо останавливался на необходимости уничтожить Ленинград. В частности, согласно записи Р. Рюти в одной из бесед он сказал: "Петербург будет и в дальнейшем приносить несчастье Финляндии. Усилиями немцев город и его укрепления будут уничтожены. С началом осени нужно будет решить судьбу Петербурга. Может быть следует уничтожить и гражданское население в Петербурге, поскольку русские являются такими ненадёжными и коварными в силу чего нет причины жалеть их. Война между Германией и Советским Союзом является, безусловно, "войной на уничтожение"."35. На сохранившихся документальных фотографиях о пребывании в ставке Гитлера и у Геринга Маннергейм запечатлён склонившимся над оперативными картами. Однако в воспоминаниях маршала умалчивается о самой существенной части содержания того, к чему было приковано его внимание. А это представляет особую важность, поскольку всё происходило 27 июня 1942 года, в канун начала широкомасштабного наступления немецкой армии на юге советско-германского фронта. О самом наступлении в мемуарах Маннергейма говорится так: "Генеральное наступление на южном участке восточного фронта началось 28 июня 1941 г. штурмом Севастополя и выходом войск к Воронежу, расположенному вблизи побережья Дона в полосе Курска, после чего они стали продвигаться вдоль упомянутой реки на юго-восток"36. Но в ходе развернувшегося наступления немецкой армии в 1942 году важное место занимала и другая намечавшаяся стратегическая операция, которая предусматривала "на севере взять Ленинград и установить связь по суше с финнами"37. Трудно поверить, что об этом не шла речь в ходе визита Маннергейма в Германию. Вскоре с выходом немецких войск к Сталинграду и с вторжением их на Северный Кавказ (обратим внимание, что в составе наступавших войск на Кавказе был и финский батальон СС) выжидательный процесс у Маннергейма закончился. Генерал Туомпо отметил в своём дневнике 15 июля: "Крупное наступление Германии. Маршал в хорошей форме и хорошо себя чувствует"38. Как же в этой ситуации Маннергейм относился к проблеме овладения Ленинградом? Теперь с его стороны уже открыто выражалась заинтересованность в этом. Эрфурт писал впоследствии, что финский главнокомандующий выразил согласие с участием его войск в наступлении на Мурманскую железную дорогу, но поставил это " в зависимость от взятия Ленинграда" силами немецкой армии39. Для более чёткого понимания замыслов германского командования Маннергейм направил в конце августа начальника генерального штаба Хейнрикса в ставку Гитлера, находившуюся тогда на Украине, в Виннице. Там Хейнрикс вёл обстоятельные переговоры с Гитлером, а также с Кейтелем, Йодлем и Гальдером. Докладная же записка об этих переговорах к сожалению, в Военном архиве Финляндии отсутствует. Однако известна лаконичная запись в мемуарах Маннергейма относительно доложенной ему информации о предпринятой поездке и, в частности, что немцы "приступят теперь - как ранее уже и было заявлено Гитлером - к уничтожению Петербурга"40. Руководство операцией по взятию Ленинграда, названной "Нордлихт" ("Северное сияние"), Гитлер поручил фельдмаршалу Э. Манштейну, войска которого до этого вели бои по захвату Севастополя. Под Ленинград направлялись действовавшие там дивизии 11-й армии и тяжёлая осадная артиллерия. Манштейн делал расчёт и на то, что в наступлении будет участвовать финская армия. Но, как известно, проведение этой операции было сорвано активными боевыми действиями войск Ленинградского и Волховского фронтов в ходе Синявинской наступательной операции 1942 года. Всё же в 1942 году Маннергейм старался внести "свой вклад" в действия, направленные против осаждённого Ленинграда. Это видно из того, что финская сторона делала, чтобы перекрыть функционировавшую "Дорогу жизни", по которой морским путём через Ладожское озеро осуществлялась связь города с Большой землёй. В октябре 1942 года была предпринята попытка захвата острова Сухо, гарнизон которого осуществлял и прикрывал перевозки в блокированный противником Ленинград. Для этого по просьбе ставки Маннергейма на Ладожское озеро в район Сортавалы были доставлены в дополнение к финским малочисленным судам немецкие и итальянские флотские силы, куда входили быстроходные катера и десантные средства. Основная операция, предпринятая ими 22 октября по захвату острова Сухо, провалилась благодаря успешным энергичным действиям Ладожской военной флотилии, а также воздушных сил Ленинградского фронта и Балтийского флота. Несмотря на такой итог, Маннергейм всё же вынес благодарность немецким и итальянским морякам за их действия на Ладожском озере41. Характерно, что в финской историографии стараются умалчивать об этом, поскольку здесь прослеживалась, как отмечал Х. Сеппяля, "нацеленность против Ленинграда"42, проявившаяся со стороны военного командования Финляндии. С сокрушительным поражением немецких войск под Сталинградом, отступлением их с Кавказа и с прорывом блокады Ленинграда поведение Маннергейма резко изменилось. Особенно явно это выразилось в начале февраля 1943 года. Тогда по его поручению начальник разведки полковник А. Паасонен выступил перед руководящим составом государства, командования армии, а затем и в парламенте с анализом сложившейся обстановки и сделал вывод о необходимости менять политический курс страны. "Мы пришли к единому мнению, - писал Маннергейм, - что мировую войну надо рассматривать подошедшей к решающему поворотному состоянию и что Финляндии при первой подходящей возможности необходимо попытаться найти способ выхода из войны"43. Такие в целом метаморфозы происходили с главнокомандующим финской армией в рассматриваемый период в течение 18 месяцев с начала участия Финляндии в войне на стороне Германии. Но сам процесс, приведший в итоге к принятию в Хельсинки окончательного решения о выходе из войны, оказался затяжным. Соглашение о перемирии было подписано лишь 19 сентября 1944 года. Иными словами, после полного снятия блокады Ленинграда в конце января 1944 года финское звено в ней оставалось ещё до лета этого года, когда успешно завершилось наступление войск Ленинградского и Карельского фронтов в стратегически важной Выборгско-Петрозаводской наступательной операции. Тактика маневрирования продолжала проводиться Маннергеймом вплоть до самого выхода Финляндии из войны. В своём прощальном письме к Гитлеру в начале сентября 1944 года он писал: "По-видимому, довольно скоро дороги наши разойдутся. Но память о немецких братьях по оружию здесь будет"44. Таким образом, в целом разделявшиеся К.-Г. Маннергеймом намерения Гитлера в ходе Битвы за Ленинград, хорошо прослеживаются на конкретных фактах, опровергая мифологию, всё ещё распространяемую о финском маршале в литературе и особенно в публицистике. _ ПРИМЕЧАНИЯ 1 Ulkoasainministerion arkisto (UM). 12 L. Sahkosanoma Berliinista Helsinkiin 24.6.1941. 2 По обе стороны Карельского фронта 1941-1944. Документы и материалы. Петрозаводск, 1995. С. 60. 3 О содержании телеграммы Т.-М. Кивимяки 24 июня 1941 г. относительно замысла уничтожить Ленинград упомянул лишь видный финский историк профессор Туомо Полвинен. Однако им не назывались лица, ознакомленные с нею. См.: Polvinen T. Barbarossasta Teheraniin. Porvoo - Helsinki - Juva, 1979. S. 61. 4 Вайну Х. Многоликий Маннергейм // Новая и новейшая история. 1997. № 5. С. 141-167. 5 Черепанов А.И. Поле ратное моё. М., 1984. С. 234. 6 Савицкий В. Два маршала, или враги-союзники // Знание и общество. 2007. № 2. С. 71. 7 900 Tage Blokade Leningrad. Laiden und Wiederstand der Zvileevolkerung im Krieg. B. 2. Berlin, 1991. S. 68. 8 Tuompo W.E. Paivakirjani paamajasta 1941-1944. Porvoo - Helsinki, 1969. S.153. 9 Manninen O. Suur-Suomen aariviivat. Helsinki, 1980. S. 198-203, 312; Sota-arkisto (SA). Kannaksen ryhman esikunta, operatiivinen osasto. № 948 vol., ups. Sal. 10 Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. М., 1976. Т. 2. С. 5. 11 Palm T. Moskova, 1944. Jyvaskyla, 1973. S. 21. 12 Voionmaa V. Kuriiripostia 1941-1946. Helsinki, 1971. S.58. 13 Kansallisarkisto (KA). R.Rytin kokoelma. Kansio 28. T.M. Kivimaen kirje R. Wittingelle 26.9.1941. По сведениям Национального архива Финляндии, этот документ передан теперь на хранение из его фондов в архив Министерства иностранных дел Финляндии. 14 Manninen O. Op. cit. S. 259. 15 Ibid. S.162. 16 Voionmaa V. Op. cit. S. 58. 17 Sotilasaikauslehti, 1975. № 5. S. 319-321. 18 Kulomaa J. Rintamakarkuruus jatkosodan hyokkaysvaiheissa v. 1941 // Historiallinen Aikakauskirja. 1979. № 4. S. 318; Seppala H. Ltningradin saarto 1941-1944. Helsinki - Pietari, 2003. S. 58. 19 Akten zur Deutschen Auswartigen Politik. Serie D. B. XIII, I. Bonn, 1970. S. 324; Polvinen T. Op. cit. S. 351. 20 Kulomaa J. Op. cit. S. 315. 21 Talvella P. Sotilaan elama. II. Jyvaskyla, 1977. S. 69. 22 Sotasyyllisyysoikeudenkaynnin asiakirjoja. Os. 1. Helsinki, 1945. S. 19. 23 KA. J.W. Rangellin arkisto. Kansio 27. USA:n hallitukselle vastaus 11.11.1941; Muutuksia luonnokseen № 8. 24 UM. 12 L. Suomen hallituksen vastaus USA:n hallitukselle 11.11.1941; Sahkosanoma Suomen ulkomaan edustoille 11.11.1941. 25 Вайну Х. Указ. соч. С.167. 26 Seppala H. Suomi hyokkaajana 1941. Porvoo - Helsinki - Juva, 1984. S. 180. 27 Seppala H. Leningradin saarto 1941-1944. S. 97-100. 28 Talvella P. ...


Лавр: ... Op. cit. S. 87. 29 Эрфурт В. Финская война 1941-1944 гг. М., 2005. С.81. 30 Vehvilainen O. Odotuksen vuoksi 1941. Kansakunta sodassa. 2. Helsinki, 1990. S. 14. 31 SA. RK 1172-15. Heinrichsin muistiinpanoja Saksan matkoista 1941. 32 Mannerheim G. Muistelmat. II. Helsinki, 1952. S. 377, 378. 33 Цит. по: Manninen O. Op. cit. S. 249. 34 Cм. об этом подробнее: Барышников Н.И. Тайные визиты А. Гитлера в Финляндию и К.-Г. Маннергейма в Германию в июне 1942 года // Новая и новейшая история. 2007. № 3. С. 204-210. 35 KA. L.A. Puntilan kokoelma 8. Risto Rytin muistipanot. 36 Mannerheim G. Op. cit. S. 410. 37 История Второй мировой войны 1939-1945. М., 1975. Т. 5. С. 119. 38 Tuompo W.E. Op. cit. S.149. 39 Эрфурт В. Указ. соч. С. 106. 40 Mannerheim G. Op. cit. S. 412. 41 Эрфурт В. Указ. соч. С. 117. 42 Seppala H. Leningradin saarto 1941-1944. S. 145. 43 Mannerheim G. Op. cit. S. 415. 44 Ibid. S. 475. БАРЫШНИКОВ Николай Иванович - профессор кафедры истории Северо-Западной академии государственной службы, доктор исторических наук (Санкт-Петербург)

Комнин: Александр Елисеев. (16/05/09) Культ Победы против культа Беды. Спасительный Праздник В последнее время довольно часто можно встретить утверждения о том, что вокруг празднования Победы 1945 складывается нечто вроде «светской религии». Истоки этого многие ищут во временах правления Л. Брежнева, при котором память о Великой Отечественной войне действительно была поднята на гораздо более высокий уровень, чем при И. Сталине и Н. Хрущеве. Этот генезис детально описывает В. Голышев в своей «скандальной» статье «Ничего святого». Согласно ему, Сталин хотел, чтобы народ отдохнул (и морально, и материально) от ужасов войны, освободив энергию для мирного, послевоенного строительства: «Отмена карточной системы. Постоянное снижение цен. Пафос восстановления хозяйства и организации мирной жизни. «Кубанские казаки» – как обещание изобилия. И так далее. В фильме «Место встречи изменить нельзя» отрицательный герой Соловьев, оправдывая свой отказ делиться с товарищами выигрышем, ссылается на «партию и правительство» – мол, они специально «устроили тираж», чтобы «сделать людям облегчение», мол, «наголодались, намучились за войну». Поэтому Победе (да и Войне, в целом) не уделялось тогда особого значения. «Хрущев пошел по этому пути еще дальше, – пишет Голышев. – Плюс реанимация марксизма-ленинизма… Культ Победы Хрущеву был без надобности». Однако же, Хрущева отправили в отставку, и пришли иные времена:»…На смену политику-футуристу в украинской рубахе пришел бровастый консерватор в шляпе. А что может быть консервативнее отеческих гробов? … Война и связанные с нею переживания/воспоминания были полностью национализированы (т.е. присвоены «партией и правительством)… Отныне скорбеть, помнить, гордиться и пр. следовало в соответствии с циркулярами из конторы товарища Суслова – «Победоносцева-2». Голышев подходит к проблеме с либеральных позиций, поэтому и оценивает возникновение государственного Культа Победы резко отрицательно. Но если смотреть на произошедшее с точки зрения национально-консервативной, то напрашиваются совершенно иные оценки. Культ Победы стабилизировал Державу и серьезно потеснил марксизм-ленинизм, который, как правильно пишет Голышев, был «реанимирован» при «политике-футуристе». Руководство СССР осознало, что «единственно верное учение Маркса» перестало вдохновлять народ. И на смену ему начало потихонечку приходить губительное либеральное преклонение перед Западом, с которым столь жестко боролся Сталин после войны. Нужно было срочно искать некий новый мировоззренческий ориентир, причем ориентир конкретный, связанный с историей СССР, но в то же время отстоящий далеко от революционной эпохи – со всеми этими троцкиствующими «комиссарами в пыльных шлемах». (При Хрущеве этих деятелей реабилитировали и выставили этакими «святыми» страдальцами, забыв о том, что они-то и залили Россию кровью во времена красного террора и расказачивания.) Великая Война и национальная независимость Естественно, таким вот ориентиром могла быть только Великая Отечественная война и Победа 1945 года. Вокруг них и был создан некий гражданский культ, который существенно выходил за рамки официальной идеологии. Да, важнейшей частью этого культа было восхваление партии и ее руководящей роли. Но в целом Война изображалась как битва СССР за независимость – против захватчиков. Можно было бы показать Войну как столкновение двух идеологически враждебных государств – социалистического и капиталистического. Но это оставалось где-то на заднем фоне. В центре всего была именно тема борьбы с захватчиком. Главная идея «брежневского» Культа Победы – идея национальной независимости. (Кстати, тут руководство следовало за Сталиным, который в одной из бесед с Г. Димитровым так сформулировал свое видение политического развития: «Через социальное освобождение к национальной независимости». Не случайно же при Сталине лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» был почти везде сменен на лозунг «За нашу Советскую Родину!») Культ Победы спас страну, отложив либеральную катастройку ровно на двадцать лет. За это время СССР сумел создать множество новых мощностей, укрепив свою материально-техническую базу. Именно эта база, созданная еще сталинским руководством, и спасла страну в лихие 90-е. Возрождение комиссаров К сожалению, Культ Победы так и не вытеснил Культ Революции – с его марксизмом-ленинизмом, пролетарским интернационализмом и неизменными «комиссарами в пыльных шлемах». Здесь сказался уже излишний консерватизм брежневского руководства. Оно считало, что коммунистическая идеология в СССР давно уже лишилась своего революционного содержания и выполняет функцию одной из стабилизирующих опор. Между тем, в недрах коммунистического официоза таился опасный вирус разрушения и саморазрушения, оставшийся в наследство еще с троцкистско-ленинских времен. До поры до времени он себя особо не проявлял. Но тут грянула перестройка и группировка реформаторов во главе с М. Горбачевым бросила лозунг «новой революции». Тогда заговорили о возврате к социализму, реабилитировали русофоба Н. Бухарина и стали всячески очищать фигуру Л. Троцкого. При этом «реформаторы» апеллировали именно к официозу, логично указывая на то, что СССР сильно уклонился от того курса, который был намечен Лениным и его кликой «пламенных революционеров». В результате «новой революции» СССР был разрушен и отдан в руки капитализаторов, проведших нашу страну через шоковую терапию, ваучерную приватизацию и прочие прелести 90-х. Показательно, что перестроечный «возврат к ленинизму» совпал с «разоблачением» Победы. В 1987-1991 годах на нее постоянно велись открытые или замаскированные атаки. Постоянно преувеличивались масштабы военных потерь и просчеты руководства, что, конечно же, вызывало самую нигилистическую реакцию масс, «разбуженных перестройкой». Новоявленные революционеры отлично понимали, что Культ Победы является самой важной идейно-политической основой Державы. Поэтому-то на Войну, а, следовательно, и на Победу, было вылито столько грязи. Однако же, руководство 90-х так и не решилось окончательно разорвать с советским державным наследством. Сказался все тот же консерватизм, присущий номенклатуре. Тогдашние аппаратчики-«демократы» посчитали, что демонтаж Культа Победы может излишне взбудоражить российское общество, которое и так весьма болезненно пережило распад СССР и последующую капитализацию. Победу продолжили отмечать, хотя и не так пышно, как раньше. В «нулевые» годы, когда наметился поворот в сторону державничества, Культ Победы обрел второе дыхание. Но уже без относительно жесткой идеократии советского времени. Характерно, что широкое распространение получил обычай ношения Георгиевской ленты, с неподдельным воодушевлением поддержанный «снизу» – и без какой-то «обязаловки» сверху. Победа стала восприниматься как безусловная ценность, стоящая превыше всех и всяческих идеологических разногласий. Если брежневский Культ можно еще было охарактеризовать как «директивный», то теперь налицо едва ли не стихийное почитание Победы, совершенно свободное от каких-то «директив». Да, тут уже созрело нечто среднее между идеологией и религией. И название этому будет придумано позже, когда окончательно оформится новый Культ Победы. Да и зачем вообще зажимать широкий национальный порыв в некие жесткие рамки? Пораженцы на марше отверженных И когда мы говорим о Культе Победе, то речь идет не только о Победе 1945 года. Речь о национальной Победе – как таковой. Прошлый, XX век был, для русских, невероятно трагедийным. Дважды падала Империя, нескончаемо шли революционные ломки. Неоднократно нацию склоняли к пораженчеству. В период Отечественной войны 1914-1918 года разномастные левые радикалы, повязанные с мировой закулисой, вовсю кричали о необходимости поражения «реакционной России». Им яростно противостояли патриоты разных направлений. Но из них же в период эмиграции формировались разнообразные коллаборационисты, призывающие к вторжению иностранных армий в СССР – для ликвидации большевизма. Случилось нечто чудовищное – «русские рыцари» превращались в чудовищ, присягая внешнему врагу во имя патриотизма. И совершенно уже запредельным было использование «технологии» – «Лишь бы с чертом, но против большевизма!». Увы, драконоборцы превращались в драконов. Тысячи «рыцарей Белой борьбы» обращались в своих врагов (а эти враги – фанатики мировой революции в то время гибли в жерновах внутрипартийной мясорубки), побуждаемые к тому жгущим, выматывающим душу чувством исторической обиды. В то же время против них стояли сотни тысяч русских людей, ставших членами партии в годину сталинских «антитроцкистстких» чисток. Они не участвовали в гражданской войне, не были заражены троцкистко-ленинской горячкой и думали о том, как бы усилить «индустрийную» мощь Страны Советов, как бы сделать «нашу Советскую Родину» самой передовой Державой мира. Именно эти строители «социализма в одной отдельно взятой страны» первыми шли на армады немецких армий, прикрывая собой столь любимую ими молодую Советскую империю. На их праведной крови и расцвела Победа 1945 года, которая даровала нам жизнь. Именно этот передовой авангард русских патриотов советского призыва сгорел в огненной круговерти Великой Войны. Все эти метаморфозы проявились и взорвались в эпоху разрушительных «реформ». Старые обиды вспыхнули в России с какой-то пугающей, новой силой. Как будто души красных и белых воинов возродились в поколениях новых политиков. Но на сей раз эти политики спорили друг с другом уже не на полях сражения, а в уличных дискуссиях времен легендарного Гайд-парка на «Пушкинской». Воистину карикатурными были уже эти бои, но они перепахали души тысяч молодых спорщиков. И вот снова, пророс ядовитыми сорняками культ Беды, чьи адепты сделали своей «религией» бесконечный плач о наших бедах. Многие из них оценивали и оценивают всю нашу историю как одно сплошное поражение русских, которых якобы всегда угнетала «антирусская верхушка». Коллаборационисты, проклятые и забытые русскими, вновь «ожили» на страницах газет, а позже во всеядном Интернете. Власовцы, с их культом героев РОА, адепты полицаев и «русских фашистов» (К. Родзаевского и А. Вонсяцкого), радетели полицайской «Локотской республики» (8 районов Орловской и Курской областей) и прочие «ревизионисты» ринулись снова «переигрывать» Великую Отечественную и Гражданскую войны. Дело безнадежное и даже абсурдное, но как же это хорошо легло на «разоблачительные» мифы либералов. Дегероизация Победы Однако, «либеральные борцы» против тоталитаризма всегда с большим восторгом щипали Войну и Победу. Еще со времен перестройки. Лицемерно скорбя о павших, они не упускали ни малейшего шанса ткнуть в лицо читателя «фактами» о «неоправданно высоких потерях», о «всевластии СМЕРШа», о Сталине, «который гнал миллионы на убой». Этим они увлекались и увлекаются поныне. Страшные вещи происходили со многими уважаемыми людьми. Так, известный писатель В. Астафьев в годину перестройки обрушился на Победу: «Да, до Берлина мы дошли, но как? Народ, Россию в костре сожгли, залили кровью. Воевать-то не умели, только в 1944 году навели порядок и стали учитывать расход снарядов, патронов, жизней». И вот же какое любопытное совпадение – в первые годы ельцинизма он решительно выступил на стороне капитализаторов и поддержал расправу над Домом Советов. Кстати, еще один любопытный момент. Все мы помним о демократическом лидере первой волны Г. Попове (недавно он высказался о необходимости «мирового правительства»). Так вот, в либеральной «Новой газете» читаем «чудесный» диалог: «Гавриил Попов. «Вызываю дух генерала Власова». Итак, о чем же беседует Г.Х. с А.А. Власовым: «Г.Х.: Андрей Андреевич! Суд Сталина вы в основном выиграли. Это доказывается тем, что Сталин был вынужден сделать суд закрытым – чуть ли не впервые в советской истории. И тем, что суду не удалось согласовать вашу измену и отношение к вам Гитлера и США. И, наконец, вашим поведением на суде, когда вы прямо взяли на себя полную ответственность за лидерство во всем антисталинском движении. В общем, в историю России вы вошли… А.А.: Для меня, с моей точки зрения, важны такие моменты: – очищение истории от несуразностей, неясностей, нестыковок и прежде всего явного вранья; – восстановление правды, особенно фактов, так как интерпретации фактов всегда были и будут различными; – оценка для меня главного: было ли стратегическое решение начать борьбу со Сталиным правильным вообще и во время войны в частности; – были ли правильными избранные мною тактики реализации антисталинской стратегии; – оценка выдвинутой мною в пражском Манифесте модели преодоления социализма. И как идеи модели для всех, кто хочет выйти из социализма. И конкретно для России, для СССР; – какой реабилитации я хотел бы и от кого в современной России. Г.Х.: Я бы от себя добавил вопрос о соотношении вашей программы и программы демократической России в антисоциалистической революции 1989-1991 годов». Какой насыщенный разговор «сквозь толщу времен»! И какое любопытное раскрытие сущности 1991 года! А вот и еще одно «прелестное» высказывание А. Минкина: «Нет, мы не победили. Или так: победили, но проиграли. А вдруг было бы лучше, если бы не Сталин Гитлера победил, а Гитлер – Сталина? В 1945-м погибла не Германия. Погиб фашизм. Аналогично: погибла бы не Россия, а режим. Сталинизм. Может, лучше бы фашистская Германия в 1945-м победила СССР. А еще лучше бы – в 1941-м!». Понятно, что дегероизация Великой Войны многим очень выгодна – она «доказывает» «рабский характер русских», которые якобы зря лили кровь и жертвовали миллионами жизней. А дальше последует следующий тезис – «Ну какой тут может быть суверенитет? Ничего этим русским доверять нельзя». Победа как Чудо Но русская натура – она ведь всего этого пораженчества чурается. Она взыскует побед – и их же добивается. Вот почему и возник культ Победы – в противоположность культу Беды. И не получится сделать из 9 Мая – «тихий, грустный праздник» с упором на поминовение павших (хотя и павшим своё воздаваться будет). Это всегда будет праздник шумный и веселый, триумфальный. И будет именно Культ Победы. Нет, вовсе не языческий. Язычество предполагает почитание «богов». Во время христианизации Рима, из сената был вынесен алтарь Победы, в центре которого находилась языческая богиня Виктория. И яростный противник ее нахождения там, Святой Амвросий Медиоланский, нисколько не был против почитания героев, он был против того, чтобы приписывать римским победам волю ложных божеств. Он возражал тем, кто выдвигал жалобу против удаления идола «богини»: «Рим не поручал язычникам ее (жалобу – А. Е.) произносить. Напротив, он обращается к ним с совсем иными словами. Для чего, – говорит он, – вы ежедневно обагряете меня кровью, принося в жертву целые стада невинных животных? Не в гаданиях по внутренностям, а в доблести воинов залог вашей победы. Иным искусством я покорил мир. Моим солдатом был Камилл, который оттеснил победителей – галлов с Тарпейской скалы и сорвал их знамена, уже вознесенные над Капитолием: тех, кого не одолели языческие боги, победила воинская доблесть. А что мне сказать об Аттилии, самая смерть которого была исполнением воинского долга? Африканец добыл свой триумф не среди алтарей Капитолия, а в боевом строю, сражаясь с Ганнибалом». Но многие римские традиции могут серьезно пособить в укреплении великого Культа Победы. У Е. Холмогорова, недавно посетившего Крым, читаем: «…В Севастополе придумали новую великолепную традицию, которую надо будет попробовать на будущий год и в Москве – на параде и просто на улице ушедших дедов-ветеранов заменяют их потомки с фотографией и жизнеописанием. Акция потрясающая – называется „заменим вас в строю“. Тут вполне может реализоваться прогноз Ашкерова о том, что 9 мая станет днем общения с предками: „С течением времени это день имеет все шансы превратиться в гражданский праздник общения с ушедшими предками, наподобие тех мемориальных торжеств, что существовали в Древнем Риме. Римская традиция предполагала, что предки, даже закончив земное существование, сохраняют статус членов цивитаса, а следовательно правомочны выражать свою волю – в том числе и по политическим вопросам“. Если 9 мая и в самом деле станет основой „гражданской религии“ связывающей нас с дедами и укрепляющей внутренний аристократизм самосознания русских, как то произошло с римлянами, то это будет громадным достижением». Русские переживают Победу не только как Триумф, но и как Чудо. Само национальное бытие России и русских следует считать самым настоящим Чудом. С рациональной точки зрения никакой России и быть не должно – настолько сложным было геополитическое положение русских земель, зажатых между Западом и Востоком. Вспомним древнюю нашу историю. В XIII веке никакой Руси уже не было, а была совокупность русских регионов, предельно ослабленных взаимными междоусобицами и монгольским нашествием. Одна часть Руси находилась в подчинении у польских и литовских феодалов, другая именовалась «улусом Джучи», составляя часть Золотой Орды. Гибель Руси была бы вполне логическим следствием того геополитического расположения, заложницей которого русские стали еще в незапамятные времена. Человечество, в лице тогдашних «эффективных менеджеров», признало Русский Проект нерентабельным. Однако, у Господа Бога, как это часто бывает, существовала точка зрения, отличная от человеческой. Он явил миру некое Чудо и спас наш народ, прекратив «естественное» развитие событий. Русь сумела одолеть Степь, более того, ей удалось включить ее в свой состав, осуществив невероятный Триумф. Это было в Московский период. А в период Петербургский Россия одержала великий Реванш над Западом, наголову разбив нашествие «двунадесяти языков». Тогда Российской Империи удалось, на определенный срок, завоевать мировое лидерство, выстроив систему Священного Союза. Теперь Русская Победа приобрела свой законченный сверхисторический характер. Не случайно XIX век стал веком окончательного складывания территориального комплекса Империи, завершившегося присоединением к России Туркестана, что знаменовало окончание марша на Азию. (Марш на Европу был закончен взятием «столицы мира» – Парижа). Конечно, Победа не была дарована русским просто так. Русские заслужили и выстрадали право на Чудо тем, что проявили волю к Победе, волю к Жизни. Причем проявили ее не только героизмом, но и изворотливостью, умением терпеть и использовать врага в своих интересах. Об этом не надо стыдиться говорить – да, не одним лишь Крестом и Мечом спасалась Русь. Ее выручала еще и мошна прижимистых московских князей, кропотливо собиравших русские земли по крупицам. Необходимо четко определить, что одно дело творили и те князья, кто не примирился с ордынцами, приняв от них мученическую смерть, и те, кто постепенно, шаг за шагом, идя на немыслимые компромиссы, уводили «улус Джучи» из под надменно вздернутого носа завоевателей. Безусловно, мы заслужили Победу, но это был, прежде всего, Дар, при этом Дар особенно великий – ввиду своей очевидности. Все происходит по воле Бога или по Его попущению, однако, не так уж часто многие исторические свершения выглядят настолько противоречащими самому ходу развития Истории. Русская Победа – это самое яркое свидетельство наличия Божественного промысла. Поэтому она так священна для каждого настоящего русского, пусть даже он и не верит в Бога. Даже тот, кто не верит – чувствует, что здесь заложена нездешняя воля. В России существует самый настоящий Культ Победы, которую мы признаем воплощением нашего национального духа. Исходя из этого, стоит взглянуть на события 1917 года с некоей новой стороны. Государь отрекся от Престола не в силу слабости своего характера (Николай II был волевым политиком), но ради Победы над германцами. Будучи главным выразителем национального духа, он поставил Победу превыше своей власти (заметим, не превыше монархии, как таковой). В своем тексте отречения он призвал Россию сражаться до победного конца. Это было деяние, достойное великого воина и благородного рыцаря. Позже, в 1918 году Государь пойдет на еще одну жертву, он не примет предложение большевиков признать Брестский мир. Этим признанием Царь купил бы свою жизнь у большевиков, но он ставил Победу превыше не только своей власти, но и своей жизни. К сожалению, общество не поняло смысла Царской жертвы, его широкие слои пошли по пути пораженчества. Результат известен – ужасы гражданской войны, обоюдного террора и коммунистических экспериментов. Понадобилось пройти через великую кровь, чтобы снова обрести смысл Победы. Безбожное государство отказалось от безумной идеи истребить Церковь, оно вспомнило о преемственности поколений. И Россия была спасена, хотя этого и не должно было произойти с «рациональной» точки зрения. Тевтон стоял у Москвы, нас схватили за самое горло, готовясь впиться в него множеством заостренных клыков (своего часа ждали Япония и Турция). И снова Россию спасло Чудо, которое явил Бог, взирающий на мужество русского человека, на его готовность – если не вернуться к Богу, то, по крайней мере, примириться с Церковью. Снова Промысел показал себя в Истории со всей очевидностью. Обрушенными оказались расчеты и подсчеты очень многих неглупых людей, среди которых были и германские стратеги, и американские дельцы, и даже те русские антикоммунисты, которые проявили потрясающую духовную слепоту. Последние считали, что Бог не может помочь безбожникам, что их государство рухнет едва ли в мгновение ока. Но они забыли о том, что завзятый безбожник, защищающий Родину, лучше благочестивого фарисея, который ее предает. Зато это поняли сотни тысяч верующих, с оружием в руках выступивших против германцев. И ярчайшим свидетельством того, что эта Победа была угодна Богу, является тот факт, что Берлин был взят за четыре дня до Пасхи, которая, кстати сказать, совпала с днем Георгия Победоносца – «несущего Победу». Сегодня наше положение тоже сложно, может быть даже кое-где сложнее, чем в 1941 году. Многим снова «очевидно», что Россия кончилась, что спасение только в одном – встраиваться в мировое сообщество, причем не в качестве целого (не примут!), а исключительно по частям. Но ничего еще не очевидно. Чудо может произойти снова, надо только проявить Волю к Победе. Нашей Победе. Источник: Борьба мировых центров

Салахбеков: Комнин пишет: Многим снова «очевидно», что Россия кончилась, что спасение только в одном – встраиваться в мировое сообщество, причем не в качестве целого (не примут!), а исключительно по частям. Я время от времени слышу, якобы кто-то утверждает, что не просто нужно "встраиваться в мировое сообщество", а встраиваться именно по частям. Может кто-нибудь мне дать ссылку - кто так говорит? Кому это очевидно? Вот честно - ни разу ни от кого не слышал такого высказывания. Зато слышу, что якобы кто-то так говорит. Странно все это.

Комнин: Салахбеков пишет: Я время от времени слышу, якобы кто-то утверждает, что не просто нужно "встраиваться в мировое сообщество", а встраиваться именно по частям. Может кто-нибудь мне дать ссылку - кто так говорит? Кому это очевидно? Вот честно - ни разу ни от кого не слышал такого высказывания. Зато слышу, что якобы кто-то так говорит. Странно все это. Если я правильно понимаю, для Елисеева (как и для меня) Россия уже разделена на части. После развала Союза (который я называю "Развалом Советской России"). Ну а то что эти части стремятся "встроить в мировое сообщество", по-моему, уже очевидно. Как и то, что этим частям не дают воссоединится.

Лавр: Салахбеков пишет: Может кто-нибудь мне дать ссылку - кто так говорит? Например Збигнев не побоюсь этого слова Бжезинский. А вообще - это розовая мечта многих европейских политиков еще со времен Первой мировой. Меня вот заинтересовала другая отчетливая тенденция - немцы в свое время попытались привлечь для службы на благо рейха всех "национально озабоченных" в части СС, но тут же столкнулись с феноменом: "озабоченные" совершенно не представляли ценности как боевые части, причем все - и эстонцы, и латыши с украинцами, и горцы Кавказа. При столкновении в реальном бою даже со своими соплеменниками у них скорость драпа многократно превышала все вермахтовские нормативы, так было и с эстонцами 20-й дивизии СС в боях против эстонского корпуса РККА, и с украинцами 14-й дивизии СС под Бродами. Зато в качестве карателей они был выше всяческих похвал. Вот я и думаю - может что-то в крови?

Салахбеков: Лавр пишет: Например Збигнев не побоюсь этого слова Бжезинский. А вообще - это розовая мечта многих европейских политиков еще со времен Первой мировой. Ну, пан Збигнев известный фантазер. Вы еще Жириновского вспомните, что он там когда говорил. Кто-то еще так говорит, кроме Бжезинского?

Лавр: Салахбеков пишет: Вы еще Жириновского вспомните, что он там когда говорил. Кто-то еще так говорит, кроме Бжезинского? Кто говорил? Тиссен, Парвус, Ллойд-Джордж, Керзон, Гитлер, Пилсудский, Сметона, Пятс, Маннергейм, Галифакс, Антонеску, Чемберлен, Хорти, Бек, Рыдз-Смиглы, Рюти, Энвер-ходжа, Талаат-паша - да мало ли их было?

Салахбеков: Лавр пишет: Кто говорил? Тиссен, Парвус, Ллойд-Джордж, Керзон, Гитлер, Пилсудский, Сметона, Пятс, Маннергейм, Галифакс, Антонеску, Чемберлен, Хорти, Бек, Рыдз-Смиглы, Рюти, Энвер-ходжа, Талаат-паша - да мало ли их было? Мне кажется, автор статьи о культе Победы имел в виду несколько других людей. Многим снова «очевидно», что Россия кончилась, что спасение только в одном – встраиваться в мировое сообщество, причем не в качестве целого (не примут!), а исключительно по частям Когда автор говорит, что кто-то видит в этом спасение - он имеет в виду, наверное, не внешних врагов, желающих уничтожить Россию. Зачем им думать о спасении России. Хотелось бы понять, действительно ли есть среди нас такие люди, кто ищет пути спасения России и при этом говорит о встраивании в "мировое сообщество" именно по частям? Кто говорит об этом как о желательном развитии событий? И действительно ли таких людей много, как утверждает автор? Честно говоря, меня терзают смутные сомнения.

Салам: Зато две донские дивизии и две кубанские прославились

Лавр: Салам пишет: Зато две донские дивизии и две кубанские прославились Две и две - синтезированные под чутким руководством д-ра Геббельса? Вы нам еще про "русскую дивизию СС" расскажите, очень познавательно, знаете ли...

Салам: Вы хотите сказать что их не было? И полицаев не было?

Лавр: Салам пишет: Вы хотите сказать что их не было? И полицаев не было? "Их" - не было. Полицаев - было. Единственным относительно "русским" соединением в СС была штурмовая бригада "РОНА", закончившая свои дни весьма плачевно.

Салам: "Казачий стан", если память не изменяет новочеркасский казачий съезд, исход казаков вместе с немцами с Дона чем объясните? 25 тыс. казаков служили в "РОНА"? Многовато всеже

Лавр: Салам пишет: "Казачий стан", если память не изменяет новочеркасский казачий съезд, исход казаков вместе с немцами с Дона чем объясните? 25 тыс. казаков служили в "РОНА"? Многовато всеже Определитесь-таки о чем речь. О казачьем коллаборационизме как таковом? О службе казаков в вермахте? Или все же о частях СС? А байка об "исходе казаков" - она сродни сказкам Марка Солонина о поголовно изнасилованных хомячках и о спасенных финнами от голода жителях Карелии.

Салам: Доброй ночи. Лавр. Ну в вермахте служили только немцы, остальные все, насколько я знаю служили в СС, признаю, что иногда только номинально, но тем не менее. Просто Вы перечислили все народы которые якобы воевали на стороне немцев, а русских забыли. Почему-то участие кавказских горцев не байка, а русских байка? Почему так происходит? Потому что их потом депортировали7 Тогда за что депортировали понтийских греков к коим я отношу себя? У нас и немцев то рядом не было и в СС тоже мы не служили. Кстати чеченцам чтобы подарить Гитлеру коня с золотым седлом нужно было как минимум перетащить его через линию фронта, немцы были остановлены на границе тогдашней Чечено-Ингушетии у города Малгобек (город воинской славы). Кстати насчет того что казаки воевали на стороне немцев отчаянно я не иронизировал. Когда собирал полевые материалы в 90-х спрашивал на Дону про отношение к немцам. Старики называли конкретные фамилии и семьи ушедшие с немцами. Что интересно не чувствовал я у них и какой-то антипатии к ним

Лавр: Салам пишет: Ну в вермахте служили только немцы, остальные все, насколько я знаю служили в СС, признаю, что иногда только номинально, но тем не менее. Источник столь сокровенного знания не назовете? Поинтересуйтесь, изучите методы комплектования вооруженных сил рейха - вероятно узнаете для себя много интересного. Салам пишет: Просто Вы перечислили все народы которые якобы воевали на стороне немцев, а русских забыли. На основании чего сделан такой далекоидущий вывод? И откуда уверенность, что "якобы"? Речь-то шла немного не об этом, а о низких боевых качествах подразделений коллаборационистов. Салам пишет: Почему-то участие кавказских горцев не байка, а русских байка? Потому что, хоть доказать нечто подобное хочется очень многим, но вот с доказательной базой у этих "многих" пока что как-то не очень... Салам пишет: Тогда за что депортировали понтийских греков к коим я отношу себя? У нас и немцев то рядом не было и в СС тоже мы не служили. А Вы-то сам как считаете? Не понравились как-то сутра усатому хозяину морды местных греков, вызвал он к себе Лаврентия и спросил: - Что-то мы давно кровожадность свою не проявляли... А не репрессировать ли нам этих греков? А тот и рад стараться: - Канэшна, таварищ Сталин, всэх зарэжэм! Как думаете, кто сказанул так бесчеловечно: "Гадюка остается гадюкой, где бы она ни снесла свое яйцо". Думаете, кровавый диктатор всех времен и народов? Отнюдь, как раз наоборот - светоч демократии. И далее там же: "Так и американец, рожденный от родителей-японцев, вырастает для того, чтобы стать японцем, а не американцем". Результат известен. Война, понимаете ли. Французы и бельгийцы вот в 1939-40 годах репрессировали как "немецких шпионов" даже своих евреев, которые и в СС не успели послужить, и вообще не при делах были по определению. Салам пишет: Кстати чеченцам чтобы подарить Гитлеру коня с золотым седлом нужно было как минимум перетащить его через линию фронта Вы так неудачно пошутили, или на самом деле читателей форума за идиотов держите? Люди ведь и обидеться могут... Салам пишет: Кстати насчет того что казаки воевали на стороне немцев отчаянно я не иронизировал. Когда собирал полевые материалы в 90-х спрашивал на Дону про отношение к немцам. Старики называли конкретные фамилии и семьи ушедшие с немцами. Что интересно не чувствовал я у них и какой-то антипатии к ним Кто бы сомневался. У донских казаков любовь с немцами давняя, еще с 1917-18 годов. А "ушедшие с немцами" были и в совершенно неказачьих Ленинградской и Великолукской областях, вот только обстоятельства этого "ухода" были уж очень специфическими. Опять же, казаки были признаны "расово близкими". Если же обратиться к истории конкретного "15-го казачьего кавкорпуса СС", то в СС он попал вместе с прочими туземными частями только в августе 1944 года, причем "корпусом" он был только на бумаге - казачья кавдивизия, на базе которой он должен был быть развернут, в реальности состояла из трех полицейских батальонов из Польши (славные наследники Булак-Балаховича), охранного батальона из Германии, 5-го запасного кавполка из Франции и переданного для придания хоть минимальной боевой устойчивости 360-го полка вермахта. Позднее в него влили эмигрантский "Югославский охранный корпус". Итого - в основном те же каратели и эмигранты, попытка мобилизации казаков в корпус с треском провалилась, всего удалось отмобилизовать не более 2000 человек, из них абсолютное большинство те же эмигранты, военнопленные и хиви. И использовали его немцы исключительно как карателей.

Салам: Лавр пишет: Вы так неудачно пошутили, или на самом деле читателей форума за идиотов держите? Люди ведь и обидеться могут Пожалуйста поясните данную сентенцию. Где по Вашему состоялся исторический акт передачи белого коня?



полная версия страницы